- Поговори с ней, - сказали мне, - ты ее еще застанешь. Это же интересно, когда у наших женщин что-то складывается. Это так редко бывает. А тут, как говорится, ничего из себя баба не представляет, а вдруг ее берут замуж в Цюрих. Сходи.
И дали номер телефона.
...До отъезда Дины в Москву, откуда она должна была улетать в Европу, оставалось еще четыре дня. Конечно, ей было некогда. И беседа наша шла, так сказать, "в процессе". На диване, застеленном клетчатым пледом, стоял открытый чемодан. Еще две сумки, тяжелые даже на вид, дожидались в углу. Ведь в дальний путь готовилось отправиться ни много ни мало - пять человек.
- Ну, хотя бы в двух словах, с чего все началось?
Дина подумала и засмеялась.
- Мы клеили обои. Ненавижу ремонт, потому что всегда приходилось делать его своими руками - и часто. То сырость появилась, и стены почернели... Мы живем в старом, еще немецкими военнопленными - в виде каторжных работ - выстроенном коттедже. Дом уютен и надежен, но под ним - глина, и вода близко. Если не биться со всевозможными химическими средствами, - стены будто углем кто покрывает. Или дети изрисуют всю свободную поверхность - докуда достанут. Словом, практически каждый год - мы и маляры, и отделочники.
Под вечер меня словно палками били - все болит - от шеи до пяток. Мама тоже чуть живая - пристраивается перед телевизором. Только дети носятся, хотя вообще-то им полагалось бы спать. Но они у нас настолько "продвинутые", что мы уже лыка не вяжем, а их попробуй уложить, они на ушах стоят, все трое. Еще говорят, что девочки тише мальчиков. С такими девочками и террористов не надо.
Словом, единственный свободный час, который я себе посвящала вечером - в обнимку с компьютером. У нас в городе есть такая крутая фирма, там работают специалисты по этой части. Они продают компы, выезжают на дом их устанавливать или если у вас появляются с ними проблемы. Но они настолько привыкли к хорошей технике, что на мой старенький, то и дело зависающий "Пентиум-100" смотрят с брезгливостью. В принципе, если постараться, я бы могла скопить на лучшую технику, но мне было стыдно. Столько нужд у семьи!
Итак, пока мама смотрит очередную мыльную оперу, я тихонечко заползаю в Интернет и, конечно, тут же прилипаю - оторваться невозможно - к всемирной паутине. И то хочется посмотреть, и это.
Но у меня есть совершенно беспардонная программа, которая вылезает, когда ей вздумается и маячит перед глазами, сколько ей хочется, а медлительный, точно ребенок с аутизмом компьютер ей это позволяет. Серый прямоугольник, похожий на сотовый телефон, в котором собрались юзеры - так нас называет эта программа - со всей земли.
Почему-то среди юзеров преобладают азеры. То есть жители солнечного Азербайджана. В возрасте от 18 до 23 лет, когда горячий кавказский темперамент находится в апогее. После приветствий в стиле "здыраствуй красавица", "привет милашка" они сразу переходят к объяснениям в любви. Их не остановит, даже если написать в ответ, что имеешь все в одном экземпляре - один глаз и тот стеклянный, одну руку, ногу, вставную челюсть... Лишь бы переписка тянулась.
Одна наша знакомая, кстати, привлекательная блондинка, юность свою прожила на Кавказе. Так она не могла ходить по улицам - за ней тянулся хвост из новоиспеченных поклонников. Позже, в России, она удивлялась - мол, я та же самая иду - а хвоста - никакого. О, эти избалованные русские мужчины! Где ваши глаза?!
Иронию интернетные жители понимают слабо. Одному доброму и весьма наивному мальчику из Прибалтики я написала, что у меня длинные золотистые волосы. И вот я этакой Златовлаской сижу у новогодней елки, пью шампанское, и плачу, потому что навсегда поссорилась с лучшим другом. Прибалт тут же сочувственно стал интересоваться, из-за чего произошла ссора. Но мне уже надоел сентиментальный тон и я пожаловалась, что "не мог он ямба от хорея как ни старался отличить" Писал только амфибрахием. Прибалт с классиками знаком не был - и откликнулся, что не надо ссориться по пустякам. На сем он перестал быть мне интересен, я написала, что заедала шампанское огурцом, облила клавиатуру рассолом и должна сделать перерыв.
Не так уж часто, но и нередко, пишут иностранцы. Дело в том, что в нашей экстремальной, всегда ударяющейся в крайности стране, нынче в моде один язык и все поголовно учат английский. А я еще, что называется, старого разлива, и со школы помню десятка два немецких фраз. Моя школьная учительница - великолепный педагог - вразумляла нас - не бойтесь говорить. Даже если вы забудете грамматику, не совсем верно слепите фразу - вас поймут, если у вас достаточный словарный запас. Правда теперь и она, скорее всего, закатила бы глаза, прочитав мои интерентные тексты. Но, как ни странно, немцы меня понимали. И трогательно умилялись, что в далекой России знают их язык. Сами они по-русски были ни бум-бум, не понимали даже отдельных, самых простых слов, а про Россию им было известно только, что там очень холодно.
И есть город Москва. Все.
Так что на проводе у меня чаще всего оказывались фрицы. Но бестолковой получалась эта переписка. Исчерпав свой словарный запас, я узнавала о них не так уж много. В лучшем случае - из какого города, кем работает, нравится ли профессия, есть ли братья и сестры - большему в советской школе не учили. Что интересного в таком общении? А дальше?
Один из моих корреспондентов - я за глаза называла его мусорщиком, так как он работал в какой-то фирме по уборке отелей и автомобильного транспорта (сие я перевела со словарем) - предложил мне поездку в Турцию. В Германии сердце его было занято, а в Турции оно, вероятно, временно бы освободилось. Я не стала вдаваться в детали, объясняя ему, что моей годовой зарплаты не хватило бы на такой вояж, не говоря уж о том, что трое маленьких детей не поняли бы свою маму, если бы она решила куда-то податься. Сделала вид, что не врубаюсь, хотя он и объяснял мне свои намерения всеми возможными способами, повторяя каждый глагол в трех вариантах.
Вот в таком роде и шло это общение. Менялись имена, люди появлялись, исчезали, и я уже не помнила - кому что писала.
Не могу сейчас сказать точно, когда во всем этом возникло имя Раф. Сперва я от него отмахнулась как от назойливой мухи. Еще одно существо из благополучного зарубежья. А я одновременно переписываюсь уже с четырьмя и "пятого" просто не осилю. Ответив ему в стиле "очень рада, пишите-пишите" переключилась на остальных, едва успевая набирать тексты.
...Этот человек меня более не беспокоил. Просто каждый раз, когда я включала любимую программу, получала короткую записку по-немецки. "Я здесь, но у вас, наверное, уже ночь и ты уже спишь. Счастливых тебе снов..." Посмотрела досье. Он был из Швейцарии, из Цюриха. Самый благополучный город на свете.
Приятно, черт побери, когда поборов очередной день нашей сумасшедшей российской действительности ты получаешь такое ночное пожелание из сказочной Швейцарии.
Я никогда не относилась к числу тех русских бабочек, которые мечтали полететь на светлый огонек забугорной жизни. А теперь уже и совсем было поздно. Для нас - слегка за тридцать, это как для них - хорошо за семьдесят. Женщина уже далеко не первой свежести.
Но почему же я каждый раз так боялась, что не получу этой записки? И каждый раз он не обманывал моих ожиданий. Хотя даже не просил фотографий. И не предлагал встретиться в стране третьего мира, чтобы благонравная супруга из "первого" ничего не узнала.
Чем это все могло кончиться? Да ничем хорошим. Рано или поздно он пропадет или сам по себе, или узнав обо мне чуть больше. А я всегда жила по дурацкому принципу, что хвост надо рубить в один прием.
По-немецки это выразить невозможно. Тогда я села и описала все на русском. Честно. Про наш Мухосранск, из которого вся молодежь уезжает, едва достигнув самостоятельного возраста. А из старшего поколения выжили исключительно коммунисты, потому что в прежние времена условия жизни у них были чуть получше, чем у остальных. И теперь они на трясущихся ногах ходят на свои последние митинги. Написала про нашу зарплату, которую не поднял бы с земли швейцарский нищий. Про засранца мужа, и про то, как я вздохнула с облегчением, когда он ушел. Про своих дочек. Обо всем написала, короче, не стала разыгрывать из себя таинственную незнакомку, как это сделала Золушка. Зола, она и есть зола. Из нее мы вышли, ею и станем.
На прощанье, я на его родном языке вполне грамотно пожелала ему спокойной ночи, выпила остатки валерианки и немножко порыдала в подушку. После этого дала слово не включать компьютер неделю и честно весь положенный срок обходила своего лучшего друга десятой дорогой - сцепив зубы, правда.
А в понедельник включила. С Интернетом долго не соединяли, было занято и занято, и я сказала себе, что вот сейчас - все... Взгляну разок и - сотру свою любимую программу.
...От него действительно ничего не пришло. Иначе и быть не могло. Но уничтожить эту ниточку совсем... Вы бы задумались перед тем как бросить в огонь любимое платье? Или в реку - самое дорогое украшение? А у меня ведь ничего собственно не было. Одни глупые мечты и эта программа.
Потом я проверила электронную почту. И вот тут ждало письмо. С совсем незнакомым обратным адресом. В одну строчку русского текста. "Можно мне приехать? - спрашивал он - Твой адрес - город Мухосранск, а дальше..."
А дальше заработало мое воображение. Хотя душа пребывала в смятении, но гадкое, язвительное воображение, натренированное в ежедневной борьбе с жизнью, мигом нарисовало картину. Лощеный, в костюме без единой складочки, швейцарский красавец всеми доступными ему культурными способами добирается до нашего городка, затерянного в огромной стране. Воочию все это видит. Уже без иллюзий и розовых романтических очков. Где я его поселю? На полу ему не постелешь, а запасной кровати нет. Чем буду кормить? Может, он привык к авокадо и анчоусам? Как разговаривать - со словарем в руке? Судорожно листая его перед каждой и после каждой фразы?
...Я села и написала ему номер своего телефона. Если он позвонит, то услышит детский визг, которым постоянно пронизана наша квартира и мой замученный голос... И, скорее всего, поймет...
...Ничего он не понял. И я не поняла, как это получилось, но теперь я оформляю визу...
Татьяна Свичкарь |
